Взгляды всего европейского сообщества прикованы к киевским площадям и улицам. Взгляды разные, любопытные и тревожные, недобрые и довольные… Кто-то желает победы одной стороне, кто-то другой. В фокусе зрительных нервов в последние дни вдруг возникли православные монахи. Они встали прямо в самый центр. Между двух сил. Уповая на помощь Божию.

gazetaglagol2014fevral021

— Скажите, отцы, что толкнуло вас на то, чтобы выйти на улицу в тот день?

О. Мелхиседек: Когда-то давно я увидел фотографию, как в Сербии один священник встал между полицией и демонстрантами. Я восхитился им – один человек с крестом в руке смог остановить тысячу человек с одной стороны и тысячу с другой!

Наш Десятинный монастырь находится совсем недалеко от эпицентра событий – даже ночью в храме слышны взрывы петард, крик из громкоговорителей и шум толпы. Когда я узнал, что на улице Грушевского взрывами у людей отрывает конечности , я понял, что должен быть там.

– Как отреагировали демонстранты на появление людей в облачении?

О. Мелхиседек: Мы отдавали себе отчет в том, что остановить демонстрантов и милицию уже невозможно, поэтому были готовы становиться под пули и булыжники. Но когда люди увидели перед собой священников, вставших между ними и кордоном силовиков, их будто кипятком обдало. Они почти тут же утихли. Наступил момент какого-то благодатного вразумления…

О. Гавриил: Стоявшие там подходили к нам и говорили: «Пока вы будете стоять тут, мы не будем кидать в милицию камни». Это очень вдохновляло нас всех… Нам удавалось сдерживать людей до наступления ночи – только тогда в силовиков опять полетели коктейли Молотова.

— Вы ведь понимали, что рискуете жизнью?

О. Гавриил: Когда мы стояли между толпой протестующих и закрывшихся щитами силовиков, а вокруг хлопали гранаты и рвались коктейли, метрах в пяти от меня упала горящая бутылка. И не взорвалась… Вокруг нас горел огонь, бились бутылки и полыхала техника, а эта почему-то не взорвалась. Она моментально подожгла бы меня и стоящих рядом людей, но она просто ударилась о землю и потухла. Тогда я почувствовал, что Господь оберегает нас…

Но позже нас начали использовать как живой щит – демонстранты подходили к нам и из-за наших спин бросали булыжники и бутылки с зажигательными смесями. В этот момент я ощутил страшную горечь за людей…

– Кто-то склонен выделять жестокость силовиков, а кто-то винит во всем демонстрантов. Каково выше мнение, как очевидцев?

О. Гавриил: Мы не хотели искать виноватых, мы хотели примирить обе стороны.
Здесь нельзя ставать на какую-либо из сторон. Мы видели жестокость с обоих лагерей – каждый из них был по-своему болен.

— В тот момент в центре города собрались люди самых разных религиозных конфессий. У вас с ними возникали конфронтации?

О. Мелхиседек: За те часы, что мы там находились, на Майдан приезжало неисчислимое количество разных конфессий – и греко-католики, и духовенство Киевского Патриархата и католическая церковь и, что самое удивительное, – буддисты!

Ко мне подошел молодой человек, представившийся Сережей, и спросил, принимаем ли мы к себе еретиков. «В каком смысле, еретиков?» — спрашиваю я. – «А я баптист», — улыбнулся Сережа. – «Конечно, принимаем, заходи!»

Там была просто граница мира, о каком «принятии» могла идти речь?..

— То есть общая беда объединила всех, кто не находил общего языка в мирное время?

О. Гавриил: Там не было разделения на конфессии или идеологию. Нам было не до этого. Увидев, как дерево вот-вот рухнет в песочницу, мать схватит не только своего ребенка, но и чужого, будь он соседским или беспризорным. В тот момент мы все были родные.

— Вы рисковали своими жизнями, стоя там в те минуты. Скажите, вспоминали ли вы тогда новомученников, вдохновлялись ли их примером?

О. Гавриил: Знаете, когда мы шли на Майдан, я начал молиться про себя. И среди прочих святых, которых просил о помощи, одними из первых упомянул грузинских мучеников – Шалву, Бидзину и Элисбара. Это трое князей, которые подняли в Грузии восстание против исламского гнета. Собрав под своими знаменами две тысячи воинов, они нанесли поражение армии персидского шаха численностью около восьмидесяти тысяч. Но когда в плен к шаху попали сотни детей и женщин, они, не раздумывая, сдались. Пленников отпустили, но князья были казнены. Их подвиг в том, что они жили и сражались ради народа и готовы были принять смерть ради спасения невинных жизней. Заложники выжили…

Кто такие новомученики? Как называется чувство, которое ими руководит? Я бы называл это «обыкновенный патриотизм»…

Интервью портала
«Православие Украины»